Из психиатрии в психологию: преподаватель Наталья Козаренко о том, как объединить две специализации

Читайте в статье:

• Как отличить психиатрию от психологии и возможно ли их объединить
• Как сберечь эмоции от выгорания и научиться правильно отдыхать
• Почему психологу опасно быть идеальным

Как отличить психиатрию от психологии и возможно ли их объединить

— Наталья Геннадьевна, расскажите, как начался ваш путь в профессию психолога?

— В этой сфере я нахожусь всю свою сознательную жизнь. Мой папа тоже врач: невролог, психиатр, психотерапевт и клинический психолог. С детства я помогала ему в оформлении учебных материалов, разговаривала о психиатрии, пробовала разные методики и техники на себе.

Так заразительный пример отца и собственный интерес определили мой дальнейший путь. Я поступила в медицинский институт, получила профессию психиатра и много лет проработала врачом в организациях. Но постепенно мой профессиональный интерес все больше смещался в другую сторону, и я начала уделять все больше внимания психологии. Этот интерес привел меня в частную практику, мотивировал уйти из государственной компании в частную и подтолкнул к преподаванию.

— Почему психология стала вам так интересна?

— У меня появилось много вопросов, ответов на которые не было в учебниках по психиатрии. В медицинском институте нам дали материалистическое образование, в котором работали только четкие причинно-следственные связи. Если у человека нет причины, очевидных нарушений работы мозга, то выходит, что нет и проблемы, как следствия. Я долго работала психиатром, потому что такая логичность была мне удобна. Мне, тревожному человеку, стабильность, работа по стандартам и четким алгоритмам приносила необходимую уверенность в себе. 

Но когда я психологически выросла, стала замечать все проблемы, которые игнорирует классическая психиатрия. Например, к нам несколько раз попадал человек — диагноз один, а причины всегда разные. Во время предыдущей госпитализации это была агорафобия, а сейчас, например, наблюдается астено-невротический синдром. Я задумалась, почему у одного следствия разные причины? Действительно ли они так маловажны? Нет ли чего-то общего у таких непохожих источников невроза? Психиатр не увидит тут логики, а вот психолог заметит у пациента проблему с неумением брать ответственность за свои действия и поступки.

Обнаружив, что психология заполняет пробелы в строгой и логичной психиатрии, я взялась за учебу.

Сначала решила интегрировать новые знания в свою врачебную деятельность. Боролась и доказывала, шла наперекор правилам и начальству. Наблюдала за пациентами и применяла на них психологические техники. Но в итоге все же рассталась с госпиталем и теперь работаю в организации, которая не ставит меня в жесткие рамки. В ней я использую психологию и психиатрию одновременно.

— У вас интересная история работы в двух смежных профессиях. Как специалист с уникальным опытом, расскажите — где проходит граница между психиатрией и психологией?

— Если говорить о предмете изучения и работы, то психиатрию интересует патология — то, что не вписывается в адаптивное поведение и социальные рамки. Это то, что разительно отличается от нормы и даже может принести физический вред как самому человеку, так и его окружению. Психологи работают с условно адаптированными здоровыми людьми. Они не меняют жизнь человека радикально, но облегчают ее, помогают понять себя, найти решения, инструменты для самопомощи и стать счастливее.

А вот четкую грань между психиатрией и психологией не провести. Понимание, где норма, а где отклонение, приходит с опытом.

Когда-то меня злило, что в попытках провести четкую черту я раз за разом получала от отца такой же ответ. Но со временем убедилась, что только личный опыт и развитая профессиональная интуиция могут подсказать ответ в каждом конкретном случае. 

Так что наличие двух специализаций остается для меня большим преимуществом. Например, я могу разбирать сложные случаи, решать, к какому специалисту направить клиента. Бывает, что к психологу приходит человек с явной психотической реакцией: тогда, по просьбе коллеги, я подключаюсь, диагностирую клиента и решаю, нужна ли ему помощь психиатра.

Как сберечь эмоции от выгорания и научиться правильно отдыхать

— Правда ли, что психиатрия требует от специалиста большей эмоциональной выносливости? Сталкивались ли вы с выгоранием?

— Да, и это стало одной из ключевых причин, почему я все-таки ушла в психологию и не стала совмещать работу в госпитале с частной практикой. Через несколько лет специалисты этой сферы обычно становятся циничными, отстраненными — это способ сохранить свое здоровье и душевное равновесие.

В моей практике были случаи, когда помогать нужно тому, кто не вызывает сочувствия.

Например, однажды ко мне обратились родители юноши, который с детства хочет убить их. Сложно сопереживать такому пациенту — чисто по-человечески хочется уберечь родителей, а не ребенка. Мне пришлось эмоционально отстраниться, чтобы помочь пациенту, но я не хотела терять свою живость, теплоту и юмор навсегда. Поэтому и ушла в психологию, где имею возможность оставаться собой.

Из-за внутреннего выгорания и усталости я также отказалась от работы с наркотической зависимостью. Раньше я часто помогала таким больным, но для меня это направление стоит слишком больших эмоциональных сил. Кроме того, я убедилась, что в рамках психологии таким клиентам помочь почти невозможно. Настоящих изменений можно добиться только в психиатрии с медикаментозным лечением. Дело в том, что химия сильно изменяет морфологическую структуру мозга, в буквальном смысле искажает личность. Так что в практику я не беру клиентов с химической зависимостью, и лишь изредка работаю с алкоголизмом. Максимум, на котором мы останавливаемся — «контролируемое потребление»: без запоя, питья до беспамятства. С медицинской точки зрения это все еще не излечение.

— Это важная информация для тех, кто выбирает между психиатрией и психологией. Наталья Геннадьевна, а как сейчас выглядит ваш рабочий график?

— Два дня в неделю я провожу в компании Яндекс в качестве корпоративного врача-психотерапевта. Работаю в классическом терапевтическом формате с разными запросами: сотрудники приходят с семейными проблемами, с состоянием неуверенности, потерей мотивации, синдромом самозванца. Эта занятость напряженная и похожа на конвейер — с 10 до 19 прием идет каждый час. При таком темпе нет возможности отрефлексировать консультацию, поэтому на это уходят свободные часы. Но в целом мне комфортен такой график, потому что в другие дни есть время отдохнуть: посетить спортзал, провести время с детьми. 

С другой стороны, на этой работе отсутствуют жесткие рамки. Есть возможность для творческого процесса в психотерапии, нет завышенных ожиданий — а значит меньше тревоги и больше внутренней свободы. Сейчас я особенно это ценю. Работа в Яндексе в чем-то необычна — раньше меня учили, что психотерапевтическая помощь не должна быть настолько близкой и доступной. Оказалось, что такой подход помогает сотрудникам не только получить поддержку, но и сформировать первичную психологическую и эмоциональную грамотность в доступном формате.  Важно, что такая доступность психологической помощи не обесценивается сотрудниками Яндекса — это мотивирует и вдохновляет. Я ни разу не сталкивалась здесь ни с претензиями, ни с оскорблениями, а во время работы в стационаре они случались.

Помимо занятости в Яндексе я преподаю в Институте прикладной психологии, выделяю время на проверку домашних заданий. Изредка принимаю клиентов, но это не плотная запись — кто-то приходит на разовую консультацию, кого-то я «беру» у коллег для психиатрической диагностики. Постоянных клиентов у меня практически нет — за последний год было всего около 6 человек.

Главное, чему я учусь сейчас, после стольких лет напряженной работы в госпитале — это умение по-настоящему отдыхать.

Тревожность часто не давала расслабиться, и я думала о работе и в походе с семьей, и во время игр, и в спортзале. Сейчас я понимаю, что отдых нужно фиксировать, осознанно проживать каждый момент — только так можно справиться с усталостью. Например, если я бегу по беговой дорожке, то с чувством и удовольствием от того, что мышцы работают, а дыхание учащается.

Почему психологу опасно быть идеальным

— Вам, как преподавателю с большим и разнообразным опытом, наверняка задают много вопросов. Расскажите, что студенты спрашивают чаще всего?

— Чаще всего спрашивают «что еще почитать по такой-то теме»? Этот вопрос во многом отражает мою мотивацию преподавать. Он дисциплинирует, заставляет интересоваться, постоянно узнавать новое, чтобы потом советовать что либо-другим. А ведь именно для этого я и пришла в Институт — учиться вместе со слушателями.

Но с другой стороны, я знаю, что такой вопрос продиктован тревогой. Новичок боится не справиться, и все время хочет узнать что-то еще, прежде чем начать консультировать. Действительно, начинающий специалист неопытен, но лучший выход здесь — брать и делать. Пробелы обязательно вскроются во время консультации, их можно пометить и изучить тему позднее.

Иногда даже полезно сказать клиенту, что вы чего-то не знаете, что вы исчерпали все известные вам способы помощи.

Когда я только узнала об этом приеме из транзактного анализа, была в шоке: разве можно расписываться в собственной беспомощности? Клиент же уйдет от меня! Но потом поняла, что такая честность приглашает человека к активному участию в беседе, к поиску новых путей решения проблемы. В транзактном анализе считается, что клиент всегда знает себя лучше, чем кто-либо еще, и через такую работу он взрослеет и учится ответственности.

— Это отличный прием, который может использовать начинающий специалист. Наталья Геннадьевна, напоследок расскажите, пожалуйста: как новичку выбрать свое направление и стать в нем отличным специалистом?

— Честно говоря, я не знаю ответа на этот вопрос. Потому что сама еще не определилась со своим направлением. Так получилось, что мне интересно все и сразу, и большое влияние на меня оказывают другие специалисты. Мой первый терапевт был юнгианцем — так я заинтересовалась юнгианским психоанализом. Второй был гештальтистом — и мне стал интересен гештальт. Я увлекалась психодрамой и транзактным анализом. Методики из всех направлений взяла в свою практику. Получается, я не могу называться признанным специалистом в одной области, но в моем случае разнообразие инструментов компенсирует отсутствие регалий. Так я чувствую себя сильнее и опытнее. 

Поэтому я думаю, что не стоит гнаться за «идеальностью» в какой-то одной области. Иногда лучше идти за своим интересом и постоянно подпитывать свое любопытство, много читать и впитывать в себя новую информацию.

Вообще «идеальность» — это опасный предрассудок, который портит жизнь и психологу, и его клиентам. Есть миф, что мы живем в полной гармонии, никогда не совершаем ошибок и всегда последовательны. Это может вызывать зависть и даже агрессию: «И так живешь хорошо, а я тебе еще и деньги плачу!» Но я не боюсь признаваться себе и клиенту, что остаюсь таким же живым человеком, и именно поэтому стараюсь работать с ним в паре.

У меня действительно есть и внутренние страхи, и амбиции, и желание побыть психологом вне рабочей жизни. Большой плюс психологии в том, что все это я вижу и признаю, и не пытаюсь мешать свои фантазии с жизнью. Сейчас я, как герой Николсона в любимом фильме «Лучше не бывает», говорю себе: «То, что у меня есть — уже хорошо».

— Ваш настрой вдохновляет! Наталья Геннадьевна, спасибо за интересное интервью. Желаем вам удачи, дальнейших успехов и профессионального роста!